Каменное Сердце не ошибся, когда сказал своим подопечным, что облако пыли вдали было поднято слугами асиенды, спешившими им навстречу. Действительно, не успел охотник удалиться, как облако пыли, быстро приближавшееся, вдруг рассеялось и наши путешественники увидели многочисленный отряд вакеро и пеонов, скакавших во всю прыть. Возглавлял отряд дон Эстебан Диас, не перестававший бранить своих спутников за то, что они, как ему казалось, едут слишком медленно. Скоро оба отряда встретились. Эстебана Диаса, как и предвидел дон Педро, встревожило продолжительное отсутствие хозяина, и, опасаясь, не случилась ли с ним беда, он быстро собрал самых надежных людей в асиенде и отправился на его поиски. Он со своим отрядом изъездил пустыню вдоль и поперек. Однако без счастливой случайности, которая свела путешественников с Каменным Сердцем в ту минуту, когда у них уже не оставалось ни мужества, ни сил, вероятно, эти поиски так ничем и не окончились бы, а в мрачную летопись здешних мест вписалась бы еще одна зловещая и страшная трагедия.

Велика была радость дона Эстебана и его спутников, когда они отыскали тех, кого опасались уже никогда не увидеть, и все весело направились к асиенде, куда и прибыли два часа спустя.

Едва донна Гермоза сошла с лошади, как, сославшись на усталость, удалилась в свою комнату.

Войдя в свою чистую спокойную спальню, донна Гермоза окинула взором дорогое ей убранство комнаты и инстинктивно опустилась на колени возле статуи св. Девы, которая стояла в углу, убранная цветами, словно для того, чтобы охранять ее.

Молитва девушки, обращенная к св. Деве, была продолжительной, весьма продолжительной. Около часа, стоя на коленях, донна Гермоза шептала слова, которые никто не мог слышать, кроме Бога. Наконец она поднялась медленно, словно нехотя, перекрестилась в последний раз и опустилась на диван, погрузившись в глубокие раздумья. Что могло серьезно занять ум прежде всегда веселой и беззаботной девушки, жизнь которой с первого дня рождения была сплошной радостью, и над ее головкой всегда было безоблачное ясное небо, сулившее ей такое же радостное ощущение. Почему же сейчас брови ее постоянно хмурились, образуя едва приметную морщинку на ее светлом лбу?

Никто и даже сама Гермоза не могли бы объяснить. Не отдавая себе отчета в свершившихся в ней переменах, донна Гермоза словно бы пробуждалась от долгого сна. Сердце ее билось чаще, кровь стремительнее текла в жилах. И неведомые доселе мысли все чаще посещали ее, возбуждая головокружение. Словом, девушка становилась женщиной. Внезапное беспокойство без всякой видимой на то причины сменялось раздражительностью, ни с того, ни с сего она вдруг начинала рыдать, но в следующую же минуту на прекрасных устах появлялась очаровательная улыбка. Вся эта изменчивость в настроении диктовалась мыслями, которые теперь неотступно будоражили ее сознание и которые невозможно было прогнать, дабы снова обрести спокойствие и беззаботную веселость, которых она лишилась почти навсегда.

— О! — воскликнула она однажды. — Я хочу его узнать!

Девушка внезапно нашла объяснение своему внутреннему состоянию: она любила или по крайней мере ее сердце уже созрело для любви. Однако, произнеся вслух неожиданно вырвавшиеся у нее слова, девушка смутилась и поспешила набросить покрывало на статую мадонны. Мадонна, которой девушка привыкла поверять все свои мысли, не должна теперь знать ее женские тайны. Эту деликатность в своем святом веровании Гермоза немедленно уловила.

Возможно, она сама сомневалась в себе, и чувство, пробудившееся в ее сердце так внезапно и с такой силой, казалось ей недостаточно чистым, для того чтобы поверять ей свои желания и надежды.

Укрыв статую Мадонны покрывалом, которое, по ее представлениям, должно было скрыть ее мысли от проницательного взора небесной покровительницы, донна Гермоза позвонила.

Дверь тихо отворилась, и прелестная чола просунула свое лукавое личико в отверстие двери.

— Войди, — сказала донна Гермоза, сделав ей знак приблизиться.

Чола, стройная девушка с гибким станом и прелестная, как все метиски, грациозно опустилась на колени у ног своей барышни и, устремив на нее большие черные глаза, сказала с улыбкой:

— Чего желаете вы, нинья?

— Ничего, Кларита, — уклончиво ответила донна Гермоза. — Просто мне захотелось повидаться и поговорить с тобою.

— О, какое счастье! — радостно воскликнула девушка, захлопав в ладоши. — Я так давно не видала вас, нинья!

— Тебя очень тревожило мое отсутствие, Кларита?

— Можете ли вы спрашивать, сеньорита? Я вас люблю как сестру. Я слышала, вы подвергались большим опасностям?

— Кто это сказал? — рассеянно спросила донна Гермоза.

— Все только и говорят о том, что случилось в пустыне. Пеоны бросили работать, чтобы послушать об этом. В асиенде все очень беспокоились.

— А!

— В те два дня, когда вас нигде не могли найти, мы не знали, какому святому молиться. Я дала обет — пожертвовать золотое кольцо моей доброй покровительнице св. Кларе.

— Благодарю, — улыбнулась донна Гермоза.

— Но больше всех переживал дон Эстебан Диас. Он места себе не находил и в том, что случилось с вами, винил себя. Он бил себя в грудь, уверяя, что должен был ослушаться вашего отца и остаться с вами, несмотря на его приказания.

— Бедный Эстебан! — сказала донна Гермоза, думавшая в это время совсем о другом человеке и которую начинала утомлять болтовня ее камеристки. — Он любит меня, как брат.

— Это правда. Он поклялся своей головой, что этого никогда больше не случится с вами и что теперь он уже не оставит вас никогда и ни при каких обстоятельствах.

— О! Стало быть, он очень за меня беспокоился?

— Вы не можете себе этого представить, нинья, тем более что вы, кажется, оказались в руках самого свирепого пирата.

— Однако уверяю вас, что человек, приютивший нас, окружил нас заботой и вниманием

— Так говорит ваш отец, но дон Эстебан уверяет, что он давно знает этого человека, что доброта его притворна и что за ней скрывается какая-то хитрость.